Таня Гроттер и трон Древнира - Страница 20

– Дракон-то он дракон, никто не спорит, но старый. Говорил я, у Ртутного надо слезы брать, – сказал Баб-Ягун.

– Вот сам бы и взял у Ртутного. Кто тебе мешал? Пустой баночки не хватило? – хмыкнул Ванька.

Ягун погрозил Ваньке кулаком.

– А ты помалкивай, маечник! Мне никто не мешал. Мне сам Ртутный мешал… Не стал бы он рыдать в баночку, хоть ты тресни. К нему и на десять метров не подойдешь… – огрызнулся он.

Друзья потому и переругивались, что знали: эта попытка заручиться поддержкой духа всеведения была для них последней. Даже сделай они сейчас все правильно, новый дух вылупился бы не раньше чем через три недели, когда от него не было бы уже никакого толку.

Время вышло. Экзамены, хотя о них ужасно не хотелось думать, надвигались со скоростью курьерского поезда. Перед экзаменами Таня всякий раз испытывала неприятное чувство, что она совершенно ничего не знает. Ванька утверждал, что это все из-за Поклепа, который якобы для того, чтобы все лучше занимались, напускает на школу предэкзаменационную тряску.

Шурасик сидел в углу у печки и сосредоточенно листал «Самоучитель магической самообороны. Запуки, заговоры, подсечки. Групповые бои с духами и нежитью. Советы для слабонервных».

– Нападите на меня кто-нибудь, а, люди? Почему на меня никто не нападает? Мне ужасно хочется испытать заклинание размазывания по стене – Шлепкус всмяткус капиталис! Или хоть кувалдой пусть кто-нибудь огреет – тошно мне! – ныл он.

– С чего это тебе тошно? – заинтересовался Ванька Валялкин.

– Как с чего? Разве ты не знаешь? Меня освободили от экзаменов! – плаксиво пожаловался Шурасик.

Баб-Ягун испытующе уставился на него, пытаясь понять, придуривается Шурасик или для него это в самом деле плохая новость.

– В самом деле? Просто звери какие-то! Ты, брат, крепись! Школа трудновоспитуемых волшебников – это тебе не курорт! Здесь издавна практикуются самые жуткие пытки! – посочувствовал он.

Шурасик вскочил. В его глазах запылал ботанический огонь.

– Они сказали, что я хорошо отвечал на уроках! А я знаю, что плохо отвечал! Сам подумай, Ягун: из тысячи билетов я твердо знаю только девятьсот девяносто шесть! – крикнул он и, схватив Баб-Ягуна за шиворот, принялся трясти его.

– Кошмар! И держат же в Тибидохсе таких тупиц! Нам с Гломовым за тебя совестно! – сказал Баб-Ягун.

Он мотался из стороны в сторону, тщетно стараясь освободиться. В возбуждении субтильный Шурасик обретал силу и цепкость упыря.

– Я тебя задушу, везунчик! Это несправедливо! Почему ты будешь сдавать экзамены, а я нет? Не хочу на каникулы на месяц раньше! Пусть меня лучше бросят за Жуткие Ворота! – визжал Шурасик, стискивая пальцы на шее у Ягуна.

Ягун захрипел. Пора было спешить к нему на помощь.

– Парус спускалус! – шепнул Ванька Валялкин, выпуская зеленую искру, скользнувшую в ухо к Шурасику.

Шурасик обмяк. Его перенесли на диванчик и накрыли журнальчиком «Сплетни и бредни», который забыла на столе Рита Шито-Крыто. Журнал убаюкивающе зашелестел страницами. Изредка из него выпадали бредни, похожие на больших насекомых с человеческими лицами, и порскали по углам. Некоторые старались забиться Шурасику в уши. Отличник в забытьи начинал блаженно хихикать.

– Это пойдет ему на пользу! После «Сплетней и бредней» многие умняшки становились нормальными. С некоторыми даже можно было разговаривать, – сказал Ванька.

– В самом деле? Как-то мне не верится! – сказала Таня.

– Это я тебе говорю! – заспорил Ванька.

– Посмотри на обложку! – предложила Таня.

У них на глазах пестрый журнальчик «Сплетни и бредни» превращался в строго оформленный «Вестник высшей магии». Насекомые с человеческими лицами вставали на задние лапки и принимали облик крошечных профессоров-звездочеев. Каждый из них с чувством собственного достоинства нес флажок. На флажках мелькали надписи:

«Как определить судьбу по трем тысячам звезд и банке говяжьих консервов».

«Двенадцать формул магического заикания».

«Превращение хоббитов в лопухоидов. Туда, сюда, обратно».

«Волшебные бороды. Методы стрижки. Формы прически».

«Выкладки графиков затухания магических искр в различных климатических зонах».

– Ну вот, все оглавление разбежалось! И как только Шурасик ухитрился превратить один журнал в другой? Зато теперь понятно, почему он все время хихикал! – удивилась Таня.

– Нет! Шурасик неисправим! Надо смываться, пока он не пришел в себя, – вздохнул Ванька.

Они уже уходили, прихватив с собой треснувший малахит, чтобы не оставить зоркому Поклепу никаких улик, когда Шурасик, еще в полусне, приподнялся на диванчике и крикнул:

– Шлепкус всмяткус капиталис!

Его перстень выбросил красную искру. Друзья торопливо пригнулись. Все еще расслабленный после Паруса спускалуса, Шурасик чего-то не рассчитал. Его диван неторопливо поднялся в воздух, разогнался и, в последнюю секунду повернувшись боком, впечатал в стену самого Шурасика. Тряся головой, отличник выглянул из-за перевернувшегося дивана. Его глаза постепенно становились осмысленными.

– Акела промахнулся! – сочувственно сказал Баб-Ягун.

– Сейчас промахнулся – через пять минут попадет. Он настырный, – проговорила Таня.

Избегая встречи с Шурасиком, они нырнули в коридор, в котором располагались комнаты темного отделения. Добежав до конца коридора, друзья скользнули за угол и прислушались. Шурасик за ними не гнался. Должно быть, еще не отлип от стены.

Неожиданно Ванька Валялкин замер в охотничьей стойке, точно сеттер, почуявший дичь.