– О! Древняя санскритская магия баб-ёжек! Полотенце, гребень… Древнир как будто запрещал ее? Ну да неважно. Сдается мне, в данном случае ее применение было оправданно! – заметил академик, любуясь молодым лесом, занявшим уже большую часть подземного зала.
– Дриади капищус фините! – негромко сказал Сарданапал, одиночной, совсем неяркой искрой замедляя рост леса.
Спящий Красавец уже склонился над неподвижной Зуби.
– Любимая, не умирай! Я пройду половину земли, но принесу для тебя мертвой и живой воды! Ты засияешь, как бриллиант в моем перстне! – воскликнул он.
– В принципе живая и мертвая вода есть и у меня в кабинете. Но в данном случае она не нужна. Зуби и так будет жить, если вы ее не уроните, – осторожно заметил академик.
Очнувшись, Великая Зуби поправила очки, увидела, у кого она на руках, и лишилась чувств повторно.
Внезапно что-то полыхнуло. Посреди зала телепортировались опоздавшие Медузия Горгонова и Поклеп. Из-под плаща у Медузии с диким дошкольным воплем выскочил малютка Клоппик.
Прискакивая, он подскочил к опутанному корнями Фудзию и пропищал:
– Дяденька, а я заклинание сочинил! Скажите: «Быгус-гмыгус-тарагмыгус», и эта штука уже не будет вас держать!
– Уйди! – прохрипел преподаватель магических сущностей.
– Ну скажите, а то буду щекотать! – затопал ножками Зигфрид.
– Быгус-гмыгус-тарагмыгус! – сквозь зубы прошипел Фудзий.
Внезапно лицо его исказилось. Он закричал, стал уменьшаться, и… с морщинистого корня свесился длинный извивающийся червяк.
– Ух ты, какой жирный получился! Он же кушать хочет! Я его на драконий навоз посажу! – обрадовался Клоппик.
Он достал спичечный коробок, засунул в него червяка и убежал.
– Вы не поверите, но малыш придумывает заклинания сам. Кстати, мне почему-то кажется, что оно необратимо! – негромко сказала Медузия.
– Коллега… то есть Клопп, быстро вернись! Потеряешься! – крикнул вслед малютке Сарданапал.
Малютка Клоппик высунулся из-за колонны и показал академику язык. Несмотря на свою крайнюю молодость, бывший профессор темной магии относился к Сарданапалу по-прежнему без малейшего уважения. Правда, теперь это выражалось в основном в том, что он кривлялся, пачкал мелом стул и при каждом удобном случае подбрасывал запуки.
Через три недели или где-то около того вся школа для трудновоспитуемых волшебников Тибидохс собралась в Зале Двух Стихий для одного знаменательного мероприятия. Но о самом мероприятии чуть позже…
Первым делом Таня подошла к Жикину и Семь-Пень-Дыру, особняком стоявшим у дальнего стола. Теперь ей уже ясно было, что не они виновники недавно произошедшего, но все же эта парочка не внушала ей доверия. Именно поэтому она захватила с собой Баб-Ягуна, которого кратко ввела в курс дела.
– Время говорить правду! Что вы делали у Гоярына? – пытаясь говорить строго, как Медузия, спросила она.
Пень и Жора Жикин озабоченно завозились.
– Ничего. Так просто… – замялись они.
– Врать будете в маглиции! Или расскажете все сами, или… – рявкнул Баб-Ягун.
Семь-Пень-Дыр и Жикин некоторое время отпирались, но после решили, что проще будет сознаться.
– Ну… э-э… сами-сами… Мы хотели подлить Гоярыну бесильной настойки! Хотели, чтобы он переглотал на тренировке всех белых! – сказал Жикин.
– Но почему белых?
– А чего они такие умненькие, такие правильные? Ненавижу! – шмыгнув носом, заявил Семь-Пень-Дыр.
– Не философствуй, Пень! У тебя для философа лицо глупое!.. А тогда у кабинета Клоппа вы что делали? – спросил Баб-Ягун.
– А где, ты думаешь, мы взяли ее, эту бесильную настойку? У Клоппа в кабинете! Заходим, а там уже этот младенец… Ну мы и перепугались. Вдруг на нас подумают. Выскользнули и закрыли дверь! – неохотно признался Жикин.
– Тишина! Все по местам! Настроились на торжественный лад! Испытываем счастье! – издали крикнул Поклеп Поклепыч, ощущавший неодолимую потребность кем-то руководить и кого-то строить.
Два белых и два темных мага обменялись далекими от симпатий взглядами и вернулись к своим. Таня встала рядом с Ванькой Валялкиным и легонько дернула его за рукав. Ванька улыбнулся ей.
Вперед вышел Сарданапал и обратился к собравшимся. Он говорил тихо, но голос его разносился по всей школе. Оба уса задорно торчали кончиками вверх.
– Дорогие, милые мои друзья! – дрогнувшим голосом сказал академик. – Сегодня нас всех здесь собрала общая радость! Даже, если можно так выразиться, несколько общих радостей… Ну что еще я могу сказать? В конце концов, я не оратор, а всего лишь скромный академик, пожизненно-посмертный глава Тибидохса… Наша школа снова на коне, и я рад этому. Хотя мы и упустили кубок по драконболу, но, убежден, одержали крупнейшую из всех возможных побед – победу великодушия… А теперь прошу вас от всей души пожелать счастья нашим молодоженам.
Сарданапал обернулся. В полушаге от него, опираясь на руку Готфрида Бульонского, стояла Великая Зуби. Малютка Клоппик с насухо вытертым носом поддерживал ее фату, попутно ухитряясь корчить рожи пролетавшим мимо купидончикам.
Изредка Зуби и бывший Спящий Красавец обменивались проникновенными взглядами. Зуби краснела.
– Я давно уже поняла, что они созданы друг для друга! Еще тогда, когда она всем заявляла, что он страшный как крокодил. Неспроста это! – сказала Ягге, стоявшая среди баб-ёжек.
– Милым ругаться – только тешиться! – согласилась с ней Лукерья-в-голове-перья.
– Честным пирком да за свадебку! – поддакнула Матрена Большая, поглядывая на столы.
А по другую руку от академика Сарданапала, облаченный в особую противопривиденческую смирительную рубаху, томился поручик Ржевский.