Ягун первым подлетел к лоджии. Он толкнул раму, перевалился через перила и присвистнул. Раскладушка Тани была перевернута, вещи сброшены на пол.
– Ну и дела! Кто это у нас тут побывал? Если это Пипа – я ей не завидую! Не помнишь, каким заклинанием Семь-Пень-Дыр превращает лопухоидов в выдр? Может, позвоним ему по зудильнику – спросим? – раздраженно предложил он.
Таня тоже подумала было сначала на Пипу, но внезапно вспомнила, что Гробыня предупреждала ее в письме, что кто-то перерывает и портит вещи учеников. А что, если…
– Ягун, у тебя ведь осталась искра? – прошетала она.
– Да, а что?
– Приготовь кольцо! Возможно, тот, кто это сделал, еще здесь!
Заглушив ревущий пылесос Ягуна, они прокрались мимо безмятежно спящей Пипы и скользнули в большую комнату. Там их ожидало еще большее потрясение. Комната выглядела, как после ограбления. Все было перевернуто кверху дном.
Такса Полтора Километра сидела на тумбочке у разбитого окна, дрожала, как желе, и в невменяемом состоянии выла на фиолетовые облака. В ее безумных выпуклых глазах отблескивали две луны.
Тетя Нинель и дядя Герман неправдоподобно громко храпели у себя в спальне. Осталось загадкой, почему шум погрома не разбудил их. Скорее всего, здесь не обошлось без Пундуса храпундуса.
– Вот видишь, это не Пипа! Она не стала бы крошить собственные вещи! И заклинаний она не знает! – сказала Таня.
Баб-Ягун опустил руку с перстнем.
– Ой, мамочка моя бабуся! Я прям зверею! Зомбируйте меня, чтоб я не мучился! Смотри, мой рюкзак весь скукожился! Кто-то прожег в нем дыру! Готов поспорить, в него выстрелили красной искрой!
Таня метнулась к дивану. Она была уверена, что футляр от контрабаса тоже испорчен, но сюда, видно, грабитель не добрался. Футляр был на месте. В целости и сохранности. Правда, на драконьей коже была заметна длинная царапина, будто кто-то схватил его, но что-то помешало ему довершить начатое.
Таня испытала облегчение. Футляр, контрабас и перстень – вот и все, что осталось ей от родителей. Было бы ужасно, если бы футляр разделил судьбу рюкзака Ягуна.
– Интересно, зачем приходил этот гад? Смотри, дверца шкафа сорвана с петель. Шторы изрезаны! Он что, сам с собой тут воевал? Или это твой дядя Герман бегал тут с ятаганчиком? – рассуждал Баб-Ягун.
С каждой минутой он становился все словоохотливее. Он только что сообразил, что в сожженном рюкзаке у него остались все учебники.
– Ты это видел?! Вон там! – внезапно Таня схватила Баб-Ягуна за руку.
На ковре, раздавленная чьим-то ботинком, лежала высохшая гвоздика, видно, выпавшая из чьей-то петлицы. Таня взяла ее в руки. От гвоздики пахло плесенью.
«Спящий Красавец!» – едва не воскликнула она, но вовремя вспомнила о страшной клятве, которую давала Тарараху. Разрази громус – не то заклинание, с которым можно шутить.
Стоило Тане подумать о Спящем Красавце, как такса внезапно завыла еще громче, еще безутешнее. Осколки стекла, торчавшие в раме, как драконьи зубы, осыпались. В комнату воинственно влетела ржавая шпага и, проскользнув между Таней и Ягуном, улеглась в ящик рядом с короной и сапогами, которые дядя Герман все же снял в ту ночь по просьбе тети Нинели.
– Ого, холодное оружие! Да твой дядя Герман просто воин: и шпага у него, и ятаганчик! – фыркнул Ягун.
Однако дотрагиваться до шпаги он предусмотрительно не рискнул, тем более что разбросанные по клинку пятна ржавчины весьма походили на старые следы крови.
– Дорого бы я дал, чтобы понять, что тут произошло, пока мы, как два психа, гонялись за горошинами! Жаль, не у кого спросить, что он тут искал, – сказал Ягун.
Он вспомнил было о Дедале, но тотчас сообразил, что книжный призрак может рассуждать лишь о том, что описано у него в «Искусстве драконбола». Исключение составлял только Гуго Хитрый, но он был похищен.
Решив проверить еще раз, все ли на месте, Таня открыла футляр. Ее рука привычно скользнула в потайной карман. Ее секретный дневник, кое-какие косметические мелочи, письма от Ваньки и Медузии… Маловероятно, чтобы ночной гость приходил за этим.
Опуская крышку, Таня случайно сделала это слишком резко. Футляр перевернулся. Из другого – не потайного даже, а самого обычного, предназначенного для нот кармана выскользнули полотенце и гребень – загадочный дар Лукерьи-в-голове-перья…
Ни Таня, ни Баб-Ягун не знали (да никогда и не узнали!), что один невольный свидетель ночного визита все же был. В соседней квартире под столом прятался генерал Котлеткин, дрожавший ничуть не меньше таксы. Бедняге не так давно суждено было пережить тяжелейшее потрясение в его жизни.
Хандра началась у Котлеткина еще с вечера. Впрочем, вызвана она была мелкими неурядицами, которых множество в жизни каждого лопухоида. Днем в его бронированный «Мерседес» въехал его же джип сопровождения, и обе машины так сильно пострадали, что бедный генерал вынужден был пересесть в вызванный по рации резервный танк. Автомобильные пробки удалось удачно проехать, но на обратном пути из танка незаметно вытащили барсетку со всеми сегодняшними взятками.
Грудная жаба глодала безутешного генерала до трех часов ночи. Наконец он почти было заснул, но тут через стену, в квартире Дурневых, зазвенели стекла. Залаяла и почти сразу завыла собака. Котлеткин раздраженно заворочался и накрыл голову подушкой. Дядя Герман был ему полезен, хотя на вкус любящего тишину генерала он как сосед был шумноват.
Грохот не прекращался. Он был слышен даже сквозь подушку. Казалось, дом дрожит и ходит ходуном.
«Что они там, гирями кидаются? Совсем обнаглели!» – подумал Котлеткин. Отшвырнув подушку, он подскочил к стене и, произнося укоризненные слова из армейского лексикона, принялся колотить в нее кулаком.