Таня Гроттер и трон Древнира - Страница 35

– Мало каши ел! Дистрофикус физкультурус! – Таня выпустила искру. В тот же миг люк с грохотом распахнулся, едва не отдавив Ягуну ноги.

– Предупреждать надо! – заорал внук Ягге, прыгая на одной ноге.

– Извини! Я думала, ты, как обычно, подзеркаливаешь, – сказала Таня.

За прошедшие полтора года она успела выучить сотни новых заклинаний и теперь использовала их, почти не задумываясь. Недаром Тарарах утверждал, что, как ни уворачивайся от образования, что-то все равно налипнет.

Помогая друг другу, они осторожно спустились.

В магпункте тускло горел ночник. Ванька спал, свернувшись калачиком. На полу в беспорядке были разбросаны книги и тетради. Над одной из тетрадей, изредка ныряя в чернильницу, порхало перо и строчку за строчкой писало, готовясь за своего хозяина к экзаменам. В глубокой щели рядом с кроватью что-то поблескивало. Зная Ваньку, Таня готова была поспорить, что сюда он незаметно выливает микстуры Ягге.

Не удержавшись, Таня и Баб-Ягун метнулись к кровати и с радостными возгласами принялись тормошить Ваньку. Разбудить его оказалось непросто. Валялкин мычал и зарывался носом в подушку. Лишь после продолжительной тряски он присел на кровати и зевнул.

– Сейчас кого-то сглажу! Отстаньте! – сказал он и снова стал заваливаться на подушку.

– Ты жив! ЖИВ! – крикнула Таня. На ее лицо упал дрожащий свет ночника.

Ванька перестал крениться и окончательно проснулся. Он внимательно посмотрел вначале на одну свою руку, потом на другую. Затем потрогал лоб.

– Ну да. А что, не похоже? – спросил он с беспокойством.

– Да нет, похоже! – обрадованно воскликнула Таня. – Мы так переживали! Ягге нас к тебе не пускала.

– Ясное дело. Она меня отсюда тоже не выпускает. Говорит, мне надо лежать. Зато учебников натащила целую гору! Я ей говорю, что у меня голова от них пухнет, а она пичкает меня мухоморной настойкой от воспаления хитрости. И вообще, я не вижу в этом логики: вставать нельзя, а к экзаменам готовиться можно, – фыркнул Ванька.

– А когда тебя отпустят?

– Где-нибудь через недельку. Если я кровать не заколдую и не буду на ней по магпункту летать. Так Ягге говорит, – Ванька раздул ночник. Таня была уверена: для того, чтобы лучше ее видеть.

– Мы к тебе купидончиков присылали, – сказала она.

– Я видел их через стекло. Понял, что это от вас, но сюда Ягге их не пустила, а языка глухонемых купидончики не понимают. Они вообще не шибко сообразительные, особенно когда конфеты вперед получают. Как там мой жар-птиц поживает? Не пищит по утрам?

Таня засмеялась.

– Громче зудильника! Вчера случайно воспламенил гнездо (едва пожара не было!), а недавно сожрал у Гробыни книгу из закрытого фонда. Так что теперь я даже не знаю, как мне отделаться от Пу… – она замолчала, сообразив, что едва ли Ваньке приятно будет услышать, что она влюбила в себя Пуппера. Хоть и по ошибке, но все же дела это не меняет.

– От какого такого «Пу»? – подозрительно спросил Ванька.

– Пу? Разве я сказала «пу»? Я имела в виду «пустяки». Есть такое заклинание от пустяков! – сказала Таня и поспешно заговорила о жар-птице.

Прогостив у Ваньки почти до рассвета, они с Ягуном собрались покинуть магпункт тем же путем, но внезапно потолок у них над головами затрясся. Дубовые балки заскрипели. В открытый люк посыпались зеленые искры. А еще мгновение спустя наверху распахнулась рама. Потянуло сквозняком.

– Ты слышал? Что это было? – спросила Таня.

– Какая разница? Магические предметы вечно буянят перед рассветом, – сказал Баб-Ягун.

За перегородкой, где спала Ягге, послышался кашель. Слышно было, как она встает и, бормоча что-то, нашаривает тапки.

– Бабуся проснулась! Сматываемся! – заметался Ягун.

Встав на тумбочку, они с Ванькой протолкнули в люк Таню, а потом туда же, забравшись ногами Ваньке на плечи, нырнул и Баб-Ягун. Ванька поспешно задул ночник и уже в темноте услышал, как опустился люк.

Когда Ягге появилась на пороге со свечой в руке, Ванька уже лежал под одеялом и едва заметно улыбался.

* * *

Тем временем Таня и Ягун пораженно замерли у люка. Пылесос Ягуна плавал в вылившемся майонезе. Здесь же, в жирной луже, поблескивали русалочьи чешуйки. Труба вздрагивала, как пытающаяся уползти гусеница.

– Я зверею! Кто это сделал? Пускай сам признается, или я превращу его в ерш для унитазов! – завопил Ягун.

– Посмотри туда! – сказала Таня, касаясь его локтя.

В распахнутое окно бил пронзительный лунный свет. У стены белел светлый, сразу заметный на пыльном полу четырехугольник. Обмякший чехол, похожий на сдувшийся шар, лежал в стороне.

– Ой, мамочка моя бабуся! Пока мы были у Ваньки, кто-то утащил качалку Древнира! Ну народ! Подметки на ходу отрежут! – воскликнул Ягун.

– Может, она сама ускакала? – не веря сама себе, предположила Таня.

– Ага! И чисто по-дружески дала пинка моему пылесосу, что из него вся чешуя высыпалась! Я прям зверею! Нет уж, здесь после нас еще кто-то был! Думаешь, зачем он вытряхнул весь этот мусор – чтоб меня подставить! Все в Тибидохсе знают, что только я заправляю пылесос майонезом. Значит, и качалку украл я!

Баб-Ягун присел на корточки и, брезгливо кривясь, принялся сгребать чешую и майонез обратно в бак.

– Эх, все равно жирные пятна остаются! Ну попадись мне этот гад! Я заставлю его съесть все мячи для драконбола!

– Лучше уж для тухлобола, – хмыкнула Таня, вспоминая этот милый спорт, изобретенный Чумой-дель-Торт.

Лестница, ведущая на чердак, затряслась. Дверь заходила ходуном. Кто-то от всей души бухал по ней кулачищами.

– Сюда ломятся циклопы! Мамочка моя бабуся! Почему мы так и не выучились превращаться в мух? – тревожно зашептал Ягун.