Таня Гроттер и трон Древнира - Страница 25


К оглавлению

25

Красная искра погасла, едва оторвавшись от его перстня. Деревянная скамья неохотно дрыгнула повернутой к потолку ножкой и вновь застыла.

– И у меня чего-то искры тусклые стали. Магия пропадает. Может, кто-то на нее блокировку наложил, а? – озабоченно сказал Демьян.

– Точно… С магией что-то происходит. Не иначе, как где-то близко Поклеп шастает, или я сам не знаю чего… – неохотно признал Семь-Пень-Дыр.

Некоторое время спустя Гуня Гломов, все еще тупо разглядывающий кольцо, поднес его к самому лицу и неосторожно встряхнул. Выскочившая искра обожгла ему многострадальный нос.

– Во, блин, дела! То есть магия, то нету! Когда я еще у лопухоидов жил, у нас такие фокусы электричество выкидывало! То вырубается во всем подъезде, то опять горит! – поразился Гуня.

– При чем тут лопухоиды и электричество? Ты бредишь! – брезгливо поморщился Горьянов.

Демьян, как и многие в Тибидохсе, был невысокого мнения о сообразительности Гломова. А раз так, он даже предположить не мог, какая светлая мысль забрела случайно в пустую, как пыльный чулан, голову Гломова.

Гуня, не споря, пожал плечами. Он вообще, при всех своих тараканах, был отходчивый малый и во всем привык уступать, когда дело не касалось драки или Гробыни.

* * *

Тем временем Таня, Ягун и Шурасик уже доволокли Ваньку до магпункта.

Около дверей Шурасик шмыгнул носом и предусмотрительно исчез. У него был насморк с кашлем, и он опасался, что Ягге отловит его и, облепив горчичниками, заставит парить ноги и дышать над картошкой. В лечении легких заболеваний старушка охотно склонялась к жестким лопухоидным методам. «В другой раз неповадно будет!» – заявляла она.

Ягге стояла над кипящим без огня котелком, нашептывая что-то на вар и изредка бросая в него то пучок степной травы, то мать-и-мачеху, то сухую ромашку.

Увидев Ваньку, бесчувственно обвисшего на руках у Тани и Ягуна, она всплеснула руками и, ничего не спрашивая, метнулась к нему. Вар в котелке, оставленный без присмотра, возмущенно полыхнул и окутался паром.

Только когда все ссадины Ваньки были тщательно обработаны, голова забинтована, а сам он, зеленый, как дядя Герман, уложен в постель, Ягге сурово повернулась к внуку.

– Где это он так?

– Бабуся…

– Нечего бабуськать! Я и так знаю, что я не дедуся! Отвечай: где?

– Он… с лестницы атлантов упал. Там знаешь ступеньки какие… До самого низу катился! – мгновенно нашелся Ягун, сообразивший, что о бешеном родео лучше не упоминать.

– Ой, горе-то какое, с лестницы! Сколько раз говорила Сарданапалу переделать ступени, да разве он почешется! – сочувственно заохала Ягге.

Ягун облегченно перевел дыхание и незаметно подмигнул Тане, довольный, что удачно провел бабусю. Но расслабился он рано. Старушка внезапно протянула руку и, поймав внука за оттопыренное ухо, подтянула к себе.

– Ты кого обмануть хочешь? Что я тебе, Сарданапал? Или Клопп? Ты мне лапшу на уши не вешай! – зашипела она.

– Но бабуся… Мое ухо! Бабуся! – заойкал Ягун.

– Что бабуся? Опять бабуся? Чего мне стоило тебя на белое отделение перетащить, знаешь? Я что, для того тебя у Сарданапала вымаливала, чтоб мой внучок на лавках скакал? Бешеные скачки, проходимцы, устроили! Вбили себе новую дурь в голову! Ну ничего, доберусь я до тебя! Думаешь, без матери, так и присмотреть за тобой некому?

– Ой-ой-ой! Откуда ты знаешь про бешеные скачки? – поразился Ягун, от удивления забывший даже про раздувшееся ухо.

– Да уж совсем я дура! Всю жизнь в лесу прожила, ничего не видела, не знаю, где можно так расшибиться! Избушкой клянусь, беда будет, если Медузия или Поклеп узнают! Загремите на темное отделение всей оравой! – сказала Ягге.

Внезапно новый звук отвлек старушку и мигом поумерил ее пыл. Бледный Ванька – голова у него была перебинтована так, что виден был лишь один глаз, – привстал на кровати и выискивал кого-то глазами. Таня подбежала к нему.

– Послушай!.. – Голос Ваньки едва пробивался из-под бинтов. – Пойдешь ко мне в комнату – загляни в шкаф… Там птенец! Корми его каждые два часа. Ночью тоже. Только не трогай руками – обожжешься! И не смотри на него в темноте – глаза потом режет!

– Чей это птенец?

– Жар-птицы. Кто-то спугнул ее с кладки, и она бросила яйца. Я собрал их и произнес инкубационное заклинание. Остальные яйца погибли, а это проклюнулось. Ну и трудно же с ним было: пищал все ночи напролет.

– Так вот куда ты все время убегал! Почему же ты мне не сказал?

– Это был секрет. Я хотел подарить его тебе на день рождения… К осени он будет уже большой птицей. Красивой птицей…

Ваньке не стоило расходовать так много сил. Неожиданно он стал заваливаться на бок и упал бы с кровати, не подхвати его Ягге и Таня. Ягге опустила Ванькину голову на подушку и захлопотала над ним. Таня, сама не раз лежавшая в магпункте, успела уже изучить привычки старушки. Так, как сейчас, Ягге хлопотала только в самых опасных случаях. И порой даже магия оказывалась бессильна…

– Всё? Пообщались? Довели больного, что он чуть копыта не отбросил? Ягун, чего крутишься? Брысь отсюда – видеть тебя не желаю!.. И ты, Танька, брысь! Мальчишки-то ладно, бедовые головы, а вот в тебе я ошиблась! – сказала Ягге, решительно выпроваживая их из магпункта.

– Ягге, послушай, а он будет жить? – задерживаясь на пороге, шепотом спросила Таня.

Старушка цепко взяла ее за подбородок и повернула к свету.

– Ишь ты как заговорила! Глаза-то на мокром месте!.. Раньше надо было думать! Вон она, ваша глупость – лежит, рукой шевельнуть не может!

Таня всхлипнула и прижалась к ней.

– Ягге! Он умрет, да? ЯГГЕ! Почему ты молчишь?

25